«Утиная ПРАВДА»
09.02.2008   l   14:09
11.12.2006
Серьёзный разговор IV. Никто никого не бил.

Продолжим анализ мемуаров Кима Филби («Моя тайная война»). Мы остановились на моменте, когда 28-летний агент британского правительства, работавший на континенте под крышей журналиста, во время войны сбросил маскировку и занялся борьбой с Германией в открытую, под эгидой МI-6.

Заметим, что и до 1940 года Филби работал исключительно по нацистской Германии, главному врагу Великобритании на тот период. Сначала молодой агент под руководством Локкарта выполнял учебно-информационные задания на территории Третьего рейха. Нельзя сказать, что работа репортёром в данном случае была простой крышей. Скорее речь шла о соединении приятного с полезным. Более ответственной была командировка в раздираемую гражданской войной Испанию. Здесь Филби выполнял агентурные задания, прикрываясь легендой «доброго следователя» - эксцентричного консерватора, находящегося в оппозиции к правительству и из идейных соображений поддерживающего франкистов. Вероятно, шпионская работа Филби была секретом полишинеля, биография его отца была хорошо известна. Однако Франко строил свою политику на балансировании между Германией и Англией, да и позиция самой Англии на Иберийском полуострове была весьма двусмысленна. В этих условиях Филби отделался лёгким испугом, в целом его миссия была, так сказать, обречена на удачу. Он получил орден от Франко и пользовался личным расположением испанского посла в Лондоне (впрочем, английского агента). Об этом периоде Филби почти ничего не говорит, но весьма характерно огрызается по адресу испанцев:

«После тщательной  проверки  моего паспорта  майор  спросил:  "Где  ваше разрешение  на  въезд  в  Кордову?" Я повторил  ему то, что  мне  сказали  в севильской  капитании, но  он  не принял моих слов во внимание. "Неправда, - заявил он тоном, не  терпящим возражений. - Всем известно, что для приезда в Кордову  требуется  особое разрешение". Что  привело меня в Кордову? Желание посмотреть бой  быков?  Где же мой билет? Ах, у меня  его нет? Я только  что приехал  и собирался  купить билет  утром?  "Правдоподобная"  история! И так далее.  По  мере  нарастания  скептицизма  в  словах  майора  я  все  больше убеждался, что майор - ярый англофоб. В те дни  было много англофобов по обе стороны фронта в  Испании. Мой  мозг  заработал  с  лихорадочной быстротой в поисках выхода из создавшегося положения...».

«Англофобия» франкистов вполне понятна – на стороне республиканцев воевала масса английских «добровольцев»: кадровых офицеров-инструкторов и рядовых бойцов интербригад. Понятна и «англофобия» республиканцев, измотанных двуличной политикой Лондона, для которой Испания была лишь разменной пешкой в игре с Германией и Францией.

Следует заметить, что выше описывается единственный допрос и вообще единственная неприятность за всё время карьеры Филби. И после того как один раз, собственно, по ошибке, наступили на брюшко английской сколопендре, сразу началась истерика. «АНГЛИЧАН обижают». Вот такой образец густопсового расизма. Всю жизнь человек шпионил, пакостничал другим народам, занимался диверсиями и убийствами. Один раз задали пару вопросов, - причём по его же словам справедливо, – тут же «пошёл кал».

После работы военным корреспондентом во Франции 1939-1940 гг., Филби, как уже говорилось, попадает в отдел «Д» MI6, занимающийся партизанской борьбой и идеологическими диверсиями (на уровне листовок). Назначение в отдел человека,  имеющего опыт шпионской и пропагандистской работы в условиях гражданской войны, вполне логично. Логична и вся карьера нашего героя. Это хрестоматийный карьерист, удачно сочетающий родительскую протекцию с исполнительностью и пониманием законов бюрократической борьбы. Правда сам Филби из кожи лезет, чтобы доказать, что в штабе английской разведки сидели дилетанты и его продвижение по бюрократической лестнице носило случайный и даже иррациональный характер. Но это проблемы автора, а не внимательного читателя.

Также крайне логична и тенденция его мемуаров. Во-первых, Филби всячески обеляет британские спецслужбы, представляя их старомодными, неопытными, придерживающимися устаревших представлений о чести, и от этого постоянно страдающих.

  Филби своё назначение в отдел «Д» сопровождает следующим рассуждением:

«По части политической диверсии возникали большие  трудности, потому что  здесь затрагивались основные аспекты  британской  политики.  Английское правительство  привыкло поддерживать  монархов  и олигархов в  Европе и было настроено против  любых форм подрывной  деятельности.  Единственно, кто  мог оказывать Гитлеру какое-то сопротивление, были представители левого движения - крестьянские  партии, социал-демократы  и  коммунисты.  Только  они были способны, рискуя жизнью, бороться против оккупантов. Но было мало  вероятно, чтобы  они   стали   стараться   ради   английского  правительства,   упорно продолжавшего заигрывать с  «королями  каролями» и «принцами  павлами»,  которые систематически преследовали всех левых в период между войнами».

Это наглость, граничащая с безумием. Начиная с конца 18 века Англия последовательно поддерживала все левые партии континентальной Европы. В Лондоне находилась штаб-квартира первого Интернационала, Лондон был столицей европейских анархистов, Англия была главным убежищем и итальянских карбонариев, и французских республиканцев, и польско-греко-венгерско-испанско-чёрт знает каких повстанцев. В Лондоне жил Герцен, из Англии во время первой русской революции посылались корабли, нагруженные динамитом и оружием. Опыт английской разведки по этой части немыслимый. В смысле политической дестабилизации, саботажа, идеологических диверсий  Интеллидженс Сервис обогнала разведки других государств на 50-100 лет, а в некоторые периоды вообще действовала в гордом одиночестве. МОНОПОЛИСТ. Конечно при этом «конституционные монархи» Британской империи строили из себя целку и писали проникновенные письма очередным жертвам своей тайной полиции. Здесь посочувствуют свергнутому монарху, там утрут слёзы овдовевшей вследствие теракта иностранной принцессе, а то и предоставят убежище аристократическим беглецам из Франции-Германии-России. Но ведь это всё спектакль для дураков – типичный образчик знаменитого английского лицемерия.  

В полном согласии с этой традицией подличания в глаза, Филби тут же говорит, что как-то по попущению господа, под влиянием независящих обстоятельств англичане стали помогать левому подполью в Европе. Подполье английской помощью пользовалось, но интересы короны при этом игнорировало. Опять англичан подвели наивность и островной альтруизм:

«Оказывалось,  что англичане просто  хотят  восстановления статус-кво,  существовавшего  до  Гитлера:  возврата  к  Европе,  где  будут спокойно   господствовать  Англия   и   Франция   при   помощи   реакционных правительств,  достаточно  сильных, чтобы поддерживать  порядок среди  своих народов и служить "санитарным кордоном" против Советского Союза.

Такая  точка  зрения,  однако, исключала само существование  управления специальных  операций, целью  которого, говоря словами Черчилля, было зажечь пожар  в   Европе.  А   этого  нельзя  было  добиться,   призывая  народ   к сотрудничеству  в  восстановлении  непопулярного  и дискредитировавшего себя старого  порядка.  Невыполнима  эта  задача  была и  потому, что  настроения данного момента в значительной степени  определялись победоносным  шествием Гитлера  по  Европе.  УСО   могло  действовать  эффективно,  только  заранее предусмотрев перелом  в  настроениях в  Европе, после нескольких  лет войны, когда нацистское господство ожесточит людей и  заставит взять свое будущее в собственные  руки.  Эти  настроения,  без   сомнения,  должны   были   стать революционными и покончить с Европой 20-х и 30-х годов.

Дальтон  и  Гейтскел видели, конечно, противоречия между задачами УСО и точкой  зрения  министерства иностранных дел,  но им приходилось действовать осторожно,  ибо  у  них  самих  не  имелось четкой  альтернативы.  Оба,  как добропорядочные  социалисты,  надеялись,  что  один из  важнейших  ключей  к решению проблемы находится  в  руках  европейских  профсоюзов.  Однако  было сомнительно,  чтобы  профсоюзы   пошли  на  риск   по  велению   английского правительства, если  даже  в  него входят Эттли,  Бевин,  Дальтон  и  другие социалисты. Многим казалось, что Англия военного времени резко отличается от Англии Болдуина  и Чемберлена, но разве это не была просто другая маска,  за которой скрывался предатель Абиссинии, Испании и Чехословакии? Неспособность английских  лидеров  развернуть  настоящую  революционную  пропаганду только подтверждала  это,  и  Англия  всю войну страдала из-за  отсутствия должного политического  руководства. Все  организации  Сопротивления брали  у  Англии деньги и  снаряжение,  но  очень немногие прислушивались  к голосу  Лондона.

Организации Сопротивления возникали потому, что люди видели собственный путь к   будущему,  и  это  не  был  путь,  предусмотренный  для  них  английским правительством.  Таким образом,  относительный  успех управления специальных операций   в   области  материальных  разрушений  и   беспокоящих   действий сопровождался относительным провалом в политической области».

Какова же была структура УСО, выделенного из СИС? Оно состояло из двух основных отделов (вообще-то из трёх, но об этом отдельный разговор). Второй отдел занимался саботажем и диверсиями (вскоре, чтобы запутать дело, англичане переименовали СО-2 в собственно УСО). А первый отдел? Первый отдел занимался чёрной пропагандой, но в самом расширительном значении этого слова. Задачей отдела была ПОДГОТОВКА ОБЩЕЕВРОПЕЙСКОЙ СОЦИАЛИСТИЧЕСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ и установление после победы над Германией английского политического господства над Европой. Война понижает степень маскировки,  речь идёт о примитивном рукосуйстве, поэтому СО-1 англичане вскоре переименовали в Управление политической войны. Это управление, о чём Филби «забывает» упомянуть, возглавил один из главных деятелей октябрьской революции в России и крёстный отец Кима Брюс Локкарт. Деятельность СО-1 действительно закончилась «относительным провалом». Если конечно провалом назвать установление коммунистической тирании в странах Восточной Европы и общую политическую дестабилизацию в послевоенной Франции и Италии. США с огромным трудом, опираясь на экономические ресурс и присутствие своей армии, остановили «социалистическую революцию» в Западной Европе. В Китае им этого не удалось, и самый многочисленный народ мира по своему хотению по английскому велению окунулся в красный океан маоистского безумия. Конечно это «относительный провал». Но только для островных мегаманьяков.

СО-1 на территории СССР делать было нечего (дело давно сделано). А вот СО-2 имело в Москве базу, руководящую диверсионной работой на оккупированной немцами территории. Впрочем, английские мастера плаща и кинжале не гнушались и непосредственным исполнением террористических акций. Например, английский агент «Николай» «Кузнецов» по приказу Москвы (настоящей Москвы, т.н. СО-2) убил ряд высших тыловых чиновников Вермахта на Украине. Кто же руководил гигантским штабом СО-2 в Москве, по приказу которого сотни самолётов осуществляли поддержку диверсантов в Белоруссии, на Украине, в Польше, Словакии,  Югославии?

 (О Югославии мы расскажем отдельно, пока только процитируем стыдливую фразу Филби, служащую прекрасной иллюстрацией к речи Гитлера о вероломстве СССР, опубликованной в «Утиной правде» 28.08 и 4.09. 2006:

«Апрельскую югославскую революцию УСО ставило себе в какой-то степени в заслугу. Наши люди там были, но post  hoc,  ergo  propter  hoc  ("после  этого"  не  означает "вследствие  этого")».

Филби скромничает. «Югославская революция» это яркий пример прямой кооперации СИС и НКВД, о котором умалчивают более 60 лет.)

СО-2, т.е. УСО в Москве руководил генерал Джордж Хилл, о чём Филби упоминает вскользь и подаёт как курьёз:

«Весельчак Джордж Хилл   - автор книг о своих таинственных приключениях  в Советской России, один из немногих оставшихся в живых англичан, которые  действительно засыпали "песок в буксы".  С  большим брюшком, Хилл скорее походил на опереточного  короля с лысой макушкой вместо короны.  Его  назначили  руководителем миссии  управления специальных операций  в Москве. Мои  друзья в СССР приняли это с восторгом: они знали о Хилле все».

 Ещё бы, именно Хилл, а не партийный идиот Дзержинский, который за всю жизнь гвоздя в стену не вбил, был одним из основателей ЧК.

Но Филби не останавливается на более-менее завуалированном обелении и прибеднении СИС, и по-простому, по-алкогольному доходит до уровня пропаганды, рассчитанной на подростков. По его мнению британская тайная полиция и пытки – две вещи несовместные. Этого не может быть. Самую жёсткую сцену допроса (в военное время!) Филби описывает так.

«Английская разведка давно подозревала Луиса Кальво - испанского журналиста, работавшего в Лондоне, в том, что он пересылает в Испанию полезную для врага информацию. Он был арестован и направлен в "строгий" следственный центр на Хэм-Коммон. К нему не применялось физическое насилие. Его  просто раздели догола  и привели к коменданту центра Стефенсу, человеку прусского  типа, с  моноклем в глазу.  Стефенс каждый  свой  вопрос сопровождал ударом стека по своему сапогу. Оценка нервного  состояния Кальво оказалась   правильной.  Напуганный  легкомысленным   предательством  своего соотечественника,  а также,  несомненно,  стеком, Кальво  рассказал о  своей деятельности. Этого  было достаточно для того, чтобы на время войны упрятать его в тюрьму».

А вот как добрый английский следователь стращает шпиона. Так стращает, что самому страшно становится, а вражеский агент зевает ему в лицо:
 
«Симоеса арестовали. Чтобы избежать всяческих случайностей, его отправили в "строгий" следственный центр  на  Хэм-Коммон  и  напустили на него  Томми Харриса.  По натуре  Харрис  не мог  быть  с кем-либо по-настоящему строгим,  но  тут  он старался,  как мог.  Харрис объяснил Симоесу,  что  тот находится  в  тюрьме английской секретной службы, что он вне досягаемости закона, что консульство не знает о его  местонахождении и никогда  не узнает,  что он может остаться здесь на всю жизнь, если ему  сохранят ее,  что его  могут  морить  голодом, бить, убить и никто никогда об этом не узнает. Единственная надежда для него - полное признание  в шпионаже на  немцев.  Харрис говорил и многое другое в таком же  роде, пока его разыгравшееся воображение не прошлось по всей гамме чувств.  Харрис потом  признался мне,  что нарисовал  такую  леденящую кровь картину, от которой ему самому стало страшно.

Все это Симоес слушал с нарастающим нетерпением  и  время от  времени с раздражением заявлял,  что  он хочет есть. Однако примерно через час допроса он  принял  решение.  Попросив бумагу  и  ручку,  Симоес  нацарапал на  двух страницах показания о контактах  с немцами в  Лиссабоне, включая инструкции, микрофототочки  и  все  остальное.  Он объяснил, что не  имел  ни  малейшего желания  подвергать себя опасности  и что  единственной его целью было найти хороший заработок в  Англии, куда он не  мог  бы добраться  без  посторонней помощи. Закончив  писать, Симоес  бросил  ручку  и  воинственным  тоном спросил: "Ну, а теперь мне дадут что-нибудь поесть?"».

Ох уж этот старина Харрис!

Вот такой замечательный перебежчик перед нами. Представьте чекиста-невозвращенца, который пишет, что единственный вид пыток на Лубянке - это пристальный взгляд Феликса Эдмундовича. Такая «киностудия детских и юношеских фильмов имени Горького» продолжается на протяжении всего филбовского мемуара.