2011-06-08    ::   «Немного истории»
Очки для «Очакова»

Сын адмирала Шмидта

Сейчас трудно представить размах террора и степень подлости так называемой «русской революции 1905 года». Во время кровопролитной колониальной войны Российская Империя внезапно столкнулась сначала с массовым саботажем и диверсиями, затем с опять же массовым террором против высших должностных лиц. За пару лет в России было убито террористами больше губернаторов, министров и генералов, чем во всем мире за  полвека – а террор во второй половине 19 века был серьёзным. Во всех ведущих странах мира, - Франции, Австро-Венгрии, Италии, США, - убивали премьер-министров, президентов и королей. Во всех, кроме Великобритании.

Более того, массовый террор в России увенчался городской герильей – мятежники, вооружённые и возглавляемые иностранными инструкторами, пытались захватывать целые города (включая Москву) для разворачивания террора совсем инфернального: с полным уничтожением полицейских и расстрелом заложников. Этого мало – по стране прокатилась волна военных восстаний. Кровопролитные бунты вспыхнули на базах Балтийского и Черноморского флота, англичанам удалось захватить первоклассный линейный корабль и отогнать его в Румынию.

И всё же революция 1905 года обернулась позорным провалом. Железной рукой русское правительство продолжило демократизацию страны. Вместо бессудной резни с полоумным азиатом во главе, страна получила европейский парламент и многопартийную систему.  

Произошло это не из-за высокого уровня основной массы населения – увы, культурный фон в России оказался исключительно низким. Но у русских оставался незыблемый оплот – европейская армия. Ни один генерал, ни один старший офицер не перешёл на сторону азиатских террористов. Россия выстояла в 1905-1907 годах только благодаря своей армии.

Поэтому все силы врагов России в 1908-1916 году были брошены на пропаганду среди офицеров. Как известно, это к 1917 году дало свой результат. Конечно в сочетании с более важными факторами – например кадровые офицеры к этому времени были в значительной степени уничтожены на фронте.

Одной из фигур военной пропаганды революционеров был избран некий «лейтенант Шмидт». Фигура это более чем сомнительная, но других просто не было.

Шмидт страдал эпилепсией, отягощённой сопутствующими психическими расстройствами. Он несколько раз находился на излечении в психиатрических больницах, в том числе в Японии. Его увольняли со службы по состоянию здоровья, он сам неоднократно просил его уволить, но потом брал свои прошения обратно. Со Шмидтом однако возились. Дело в том, что он принадлежал к громкой морской фамилии, входившей в закрытый клуб верхушки российского флота. Его отцом был контр-адмирал, а дядя – полным адмиралом и флагманом Балтийского флота – первым по старшинству среди всех флотских чинов России. Его братья также служили на флоте. Поэтому на художества «лейтенанта Шмидта» смотрели сквозь пальцы, а сам он пользовался мощной протекцией. Вплоть до того, что дядя незадолго до восстания спас племянника от тюрьмы, в том числе возместив растрату денежной кассы миноносного отряда. На следствии лобортяс заявил, что «потерял кассу, катаясь на велосипеде по Измаилу».

В личном общении Шмидт был тяжёлым психопатом, презираемым сослуживцами. У него не было друзей. Никакой «революционной деятельностью» Шмидт не занимался и не принадлежал к политическим партиям. Незадолго до восстания его, наконец, навсегда уволили с флота, видимо это стимулировало очередной психиатрический кризис. За несколько дней до восстания Шмит бился в тяжёлом эпилептическом припадке на митинге в Севастополе, участия в восстание на крейсере «Очаков» он не принимал. Всем руководили другие люди, сам он только зашёл на борт корабля и находился в глубокой прострации. По России неведомые невидимки разослали нелепые телеграммы, где отставного лейтенанта именовали «капитаном второго ранга» и «командующим флотом» и выставляли от его имени ультиматумы императору. Восстание было подавлено за один день, после начала предупредительного обстрела. Сами матросы не могли стрелять из пушек, а на восставшей части Черноморского флота не было офицеров. Был один – сумасшедший. 

Шмидта вскоре расстреляли. Как и положено зиц-председателю, он взял всю вину на себя. Хотя виноват больной человек был только в том, что его вели под руки и использовали взрослые дяди. Что касается самих дядь, их было много. Но не было главного – морских офицеров. А без них военное восстание не могло продвинуться дальше заурядной диверсии.

Всё предреволюционное десятилетие либеральные круги нагло лгали о восстании в Севастополе, и особенно налегали на «подвиг настоящего русского офицера». Сразу после февральской революции, начатой распропагандированными морскими офицерами, их первыми и убили, но волынка про лейтенанта Шмидта продолжала играть. Керенский возложил георгиевский крест на могилу «героя», а его сыну дал фамилию Шмидт-Очаковский. После октября сын убежал в Европу, отсюда возникла фигура умолчания в советских СМИ, использованная героями «Золотого телёнка».

Большевики в начале 20-х перезахоронили Шмидта на почётном месте, и установили памятник, украденный с могилы настоящего героя - капитана броненосца «Потёмкин», убитого английскими диверсантами в 1905.

Любопытна судьба самого крейсера «Очаков». Чтобы смыть опозоренное англичанами имя, его переименовали в крейсер «Кагул», а однотипный старый «Кагул» переименовали в «Память Меркурия». Это название в свою очередь должно было отсылать к памяти о славе, а не о позоре российского флота – о выигрыше безнадёжного сражения брига «Меркурий» с двумя линейными кораблями турок.

В 1917 году «Кагулу» было возвращено проплёванное сифилитическое имя «Очаков». Но корабль как назовёшь, так он и поплывёт.   1 мая 1918 года «Очаков» вошёл в состав германского флота на Чёрном море, затем был захвачен англичанами, юродствовал в опереточной гражданской войне под именем генерал-паскуды Корнилова и затем 12 лет ржавел у причала французской военно-морской базы.  Где бесславно и сдох.

 А о Шмидте советская пропаганда звонила ещё 50 лет. Сталинист Пастернак написал о революционном сумасшедшем поэму. Прогрессивные шестидесятники попытались сделать из него нечто вроде господина Желткова из бездарного «Гранатового браслета» Куприна. Но всё пошло прахом. Великий язык сделал из «сына адмирала Шмидта» то, что он заслуживает.  Теперь фамилия почтенных адмиралов навечно связана с проделками проходимцев, которые кривляются перед доверчивыми провинциалами. «По труду и честь!».

 А ведь похож!